Плод веры. Протоиерей Александр Ильяшенко.

IMG_6727
IMG_6717
IMG_6709
IMG_6723
IMG_6740
Фото: pravkamchatka.ru

11-18 июня нашу епархию посетил протоиерей Александр Ильяшенко. Более 3 000 человек прослушали его лекции. В основном лекции батюшки были обращены к военнослужащим.  Кроме того состоялись встречи с епархиальной молодежкой и прихожанами близлежащих храмов.  17 июня о. Александр сослужил Архиепископу Артемию за воскресной Божественной литургией в кафедральном соборе. По окончании литургии о. Александр обратился к прихожанам со словом проповеди.

Протоиерей Александр Ильяшенко, отец 12 детей, на примере своей семьи рассказывает о том, как выстраивать гармоничные отношения со своими близкими, и как он, будучи сотрудником знаменитого Курчатовского института, решил изменить свою жизнь и стать священником.

– Отец Александр, у Вас удивительная семья. Мне хотелось бы большую часть нашей беседы посвятить именно ей. Не с целью показать, какие вы замечательные, а чтобы показать, что такие семьи должны стать нормой для современной России. У вас двенадцать детей, сколько на сегодняшний момент внуков?

– Пока тридцать девять.

Вы всех внуков помните по именам?

– Если сказать честно, уже надо напрягаться! Помню, но не как дважды два.

Вам удается уделять достаточно внимания каждому из внуков?

– Нет. К сожалению, современная жизнь почему-то разводит людей, даже самых близких. Приходится редко общаться и с друзьями, и с родными. То ли уже возраст, то ли такая стала жизнь. Мои родители общались гораздо больше, чем, например, мы. Мне кажется, для нас это некий недостаток, в том числе мой.

– В чем заключается Ваша роль дедушки в семье?

– Думаю, в том, что дедушка существует.

– Вы часто видитесь, естественно, в храме…

– Дети преимущественно ходят в тот храм, в котором они являются прихожанами. Я служу в другом храме и сам являюсь прихожанином Николо-Кузнецкого храма. Но иногда они приходят. Традиционно сложилось, что на Рождество и Пасху мы собираемся всей семьей в моем храме.

– Вы росли в большой семье? В чем опыт воспитания в этой семье Вам помог?

– У меня брат и сестра (к сожалению, скончалась совсем недавно), то есть нас было трое. Нельзя сказать, что семья была большая, но все-таки и не маленькая.

– Удивительна судьба семьи Вашей супруги, расскажите.

– По отцовской линии она внучка священномученика Владимира (Амбарцумова), пресвитера Московского, уникального человека. Уникальность его даже не в том, что он отдал свою жизнь за веру (это сделало множество людей). Он родился в протестантской семье, в Тифлисе (ныне Тбилиси). Отец армянин, а мать немка-протестантка, которая воспитывала сына в протестантской традиции. Затем он переехал учиться в Москву и здесь вступил в христианский студенческий кружок (это было до революции). Все могли быть членами этого кружка: православные, протестанты. Для продолжения образования он уехал в Берлин. В 1914 году он понял, что война не за горами, и уехал, как оказалось, на одном из последних поездов из Германии в Россию. Он наполовину немец, немецкий язык был для него родным, и по культуре он был близок к Германии, но его родиной была Россия.

– Он принимает православие и становится священником уже в 20-е годы, после того как его несколько раз арестовывали. Он понимал, чем это грозит, и сделал этот осознанный выбор…

– Он, как и многие из тех, кто в те годы принимал священный сан, подписывал себе отложенный смертный приговор, который был приведен в исполнение в 1937 году в Бутово, где его, как и тысячи других людей, расстреляли.

– Вернемся к Вашей биографии. Вы окончили очень престижный авиационный институт в Москве, долгое время работали в знаменитом атомном Курчатовском институте. Чего Вам не хватало в жизни, почему Вы стали священником?

– Люди принимают решение не от того, что им чего-то не хватает, а от того, что, наоборот, появляются какие-то возможности. Глубокое вхождение в веру у меня было достаточно медленным, я не быстрый человек. Когда я получил образование в Свято-Тихоновском университете, то по благословению (это была не моя идея, хотя я, естественно, об этом задумывался) вступил на такой духовный путь. Конечно, очень благодарен Господу за то, что Он меня привел на эту стезю.

– В советское время Вы воспитывались в верующей среде?

– Тогда о вере старались говорить как можно меньше. Мой отец был крупным ученым и немного скептиком, он не был церковным человеком, не выражал по поводу Церкви ни согласия, ни отрицания. Он родился в 1909 году, в то время было дореволюционное, скептическое отношение ко всему, что и послужило на самом деле главной причиной тех потрясений, которые пережила Россия в XX веке. Мама была человеком верующим, но она была преподавателем института Международных отношений (создатель этого института академик Сказкин пригласил ее, свою ученицу, в число сотрудников, так что она с основания института там работала), и как преподавателю ей было опасно ходить в храм: если бы заметили, сразу выгнали бы с работы. Поэтому она очень редко ходила в храм.

Мы росли в очень доброжелательной, культурной, образованной среде. В кругу маминых знакомых были глубоко верующие люди, и они оказали очень сильное влияние на меня, моих брата и сестру. Прямой начальник моего отца, который возглавлял огромное конструкторское бюро, Михаил Макарович Бондарюк, был сыном исключительно верующей матери. К сожалению, не могу о ней подробно рассказать, еще недостаточно материала собрал, но это человек удивительной веры, удивительной силы духа. Сын унаследовал от нее необыкновенную силу духа и оптимизм. Это были люди, далекие, собственно, от Церкви, но молитва сопровождала их всю жизнь. Моего папу, Сергея Михайловича, назвали Сергеем, потому что в семье бабушки и дедушки очень долго не было ребенка, и бабушка Анна Александровна ездила к преподобному Сергию. Мой папа – вымоленный сын, поэтому она назвала его Сергием. Пусть опосредованно, но такой дух веры окружал нас и наших близких.

– Расскажите о своей супруге и вашем знакомстве.

– Наши родители оставили нам самое драгоценное наследство: нашу веру и наших друзей. Моя мама еще до войны была хорошо знакома с отцом моей супруги Марии Евгеньевны, будущим священником. Поэтому мы слышали друг о друге, хотя не виделись. Они жили под Ленинградом, так как отец Евгений, для того чтобы принять сан, был вынужден уехать из Москвы, в столице это сделать было невозможно. С матушкой мы встретились в семье наших крестных. Борис Петрович был моим крестным, а его супруга Екатерина Александровна была крестной моей будущей жены. Поскольку эта встреча была в доме, в котором случайных людей быть не может, то очень скоро я понял, что должен сделать предложение. Наше предсвадебное знакомство продолжалось две недели. 6 февраля 1974 была первая годовщина смерти моего крестного, и моя будущая матушка приехала в Москву. Мы с ней поехали в Ленинград – я очень хотел и с ней познакомиться, и город посмотреть. Пробыв там несколько дней и вернувшись домой, через две недели я вновь приехал в Ленинград и сделал предложение. 13 марта мы расписались, а 26 апреля повенчались.

– Удивительно!.. Современному человеку сложно представить процесс обсуждения, сколько в семье должно быть детей. У вас такой процесс был? Как вы решились на двенадцать детей?

– Мы ехали в Ленинград и, конечно, разговорились. Браки совершаются на небесах, Господь все устроил. Я, особо ни о чем не задумываясь, стал вещать о том, что детей в семье должно быть много. Попал просто «в десяточку», говорил именно то, что матушке нужно было услышать, потому что у нее душа любвеобильная. На нашем венчании ее старший брат произнес тост за то, чтобы у нее было восемь детей (она четвертая из семи детей в семье, он ей пожелал восемь). Она тут же ответила: «Что ты меня ограничиваешь!»

– Как вашей семье жилось в советском быте, в советских жилищных условиях?

– Господь нас постоянно опекал. Конечно, какие-то трудности были. Начинали мы жизнь все-таки в отдельной квартире, пусть малогабаритной (примерно 38 квадратных метров), с двумя смежными проходными комнатками. Пока детей было мало, это было прекрасно. Когда детей стало больше, стало немножко тесно, и для четвертой дочки, пока она была грудная, я сделал полочку на стене над нашей кроватью. Еще примерялся, чтобы она, если свалится, на пол не скатилась, а на кровати осталась. Когда родилась пятая и стало совсем невыносимо, нам дали огромную 4-комнатную квартиру, еще через какое-то время 5-комнатную, а потом еще целый этаж в новом доме. Так что нельзя сказать, чтобы мы страдали от того, что нам жить негде. Конечно, все время было тесно, хотелось иметь жилье побольше, но мы жили, не испытывая каких-то тяжелых проблем.

– Как относились к этому окружающие? Все-таки для советского времени такая большая семья тоже не была нормой.

– Для любого человека, когда идет большая семья, это, конечно, особое явление. Смотрели на нас, детям было неприятно, я особо не обращал внимания. Когда дети чуть подросли, старшие убегали вперед или садились в другой конец вагона (мы ехали в храм все вместе), потому что им было неловко, они не хотели, чтобы на них смотрели.

– В советское время вы ездили в храм все вместе?

– Да, конечно. Прессинг в наше время был уже значительно мягче, чем в период, когда моя жена была ребенком и подростком. Например, ее дядюшка по папе Глеб Александрович, будущий отец Глеб, супруг Лидии Владимировны Коляды, строго следил за тем, чтобы все было четко, организовывал походы в храм так, чтобы они шли не вместе. Если бы большая семья регулярно по воскресеньям куда-то отправлялась, это привлекало бы внимание, в то время этому придавалось очень большое значение. Они на рожон не лезли, умели как-то конспирироваться, хотя это было трудно. А нам и таиться не надо было, никто не обращал внимания.

– Вы бывали в домовом храме отца Глеба? Скажите несколько слов об этом.

– Да, конечно. Я сейчас чуть-чуть сделаю шаг в сторону. Лет десять назад мне довелось быть в Польше, мы поселились в церковной католической гостинице. Меня там встретил монах-францисканец, и первый вопрос, который он мне задал, был такой: «Скажите, как ваша Церковь взаимодействует с КГБ?» Я приехал вечером и ответил, что утром расскажу. Утром я спускаюсь из своего номера, чтобы пойти на организованную встречу, и вижу: на площадке стоит господинчик в шортах (дело было летом), курит сигарету, смеется хриплым прокуренным смехом. Я прохожу мимо, прихожу в условленное время в аудиторию. Туда поднимается уже целая процессия, которая возглавляется этим господинчиком – он, оказывается, католический священник. У них совсем другая традиция. В аудитории был длинный стол, они садятся за длинную сторону и усаживают меня напротив так, что я оказываюсь перед всем этим советом. Задают этот вопрос. Я начинаю рассказывать про отца Владимира Амбарцумова, про отца Глеба и между прочим говорю, что он прошел всю войну, участвовал в боях за освобождение славного города Данцига (ныне Гданьск) и потом стал священником, совершал богослужения на квартире. Это их проняло, потому что для них это, видимо, тоже было характерной чертой в советское время, они тоже совершали богослужения по домам.

Храм был в советской квартире, в маленькой комнатке площадью, наверное, 8-9 квадратных метров. Это был кабинет отца Глеба. Комната была очень плотно заставлена, в ней были книги, большой письменный стол с фотографиями близких ему людей, а в углу был шкафчик, как правило плотно закрытый, так что у посторонних людей не могло возникнуть никаких особых подозрений. Когда совершалось богослужение или отец Глеб принимал близких людей, дверцы были открыты, горела неугасимая лампадка, видны были иконы святых, которых отец Глеб особенно почитал. Сам престол, на котором совершалось богослужение, был самодельный. На службе были члены его семьи и еще несколько приглашенных человек, больше там некому было поместиться. Окна занавешивались и заделывались специально сделанными матрасами-щитами, чтобы на улицу не проникало никакого звука. Они жили на первом этаже, и даже если кто-то проходил под окнами, ничего нельзя было услышать. На кухне негромко включали радио, чтобы никто ни о чем не мог подумать. Атмосфера исключительного положения, в какой-то мере преследования, опасности сопутствовала особенно старшему поколению. Мы, повторю, в гораздо меньшей степени это переживали, а современные люди знают об этом только понаслышке. Многие не понимают и относятся к Церкви с большой долей скепсиса и насмешки, но повторяю, что этих реальных трудностей, которые пережило героическое поколение наших отцов, современные люди себе просто не представляют.

– Вернемся к семейной тематике. Вы написали книгу о семейном счастье. Можете дать короткий рецепт нашим зрителям?

– Мне кажется, из нашего лексикона выпало слово «доброжелательность». Хорошо, если все друг к другу относятся доброжелательно и следят за этим. Ясно, что все люди женятся по любви, и слова о любви – это дежурные фразы. Но как любовь проявлять? Если ты доброжелательно относишься к своим близким, значит ты действительно любишь и бережно (тоже хорошее слово) относишься к окружающим. А мы порой позволяем себе относиться небрежно, это характерно для нашего широкого общения. Когда мы вернулись из ЗАГСа, старший брат матушки Марии (мы расписывались в том городке, где они жили, потому что там было быстрее) включил замечательную советскую песню:

Не обижайте любимых упреками,

Бойтесь казаться любимым жестокими.

Очень ранимые, очень ранимые

Наши любимые.

Он в самую точку попал. Мне кажется, когда бережно относишься к своим близким, это создает мирную, спокойную, устойчивую атмосферу. Могут быть какие-то конфликты, но все-таки они благополучно разрешаются.

– Как сохранить доброжелательность в большой семье?

– Это даже гораздо проще. Когда люди замкнуты друг на друге, это их, конечно, утомляет; это известный недостаток маленькой семьи. А когда у тебя все время водоворот, новые впечатления, когда ты не замкнут все время на одном человеке, не превращаешься в зануду, наоборот, это очень помогает. Старшие дети становятся прекрасными воспитателями для младших. Конечно, их надо контролировать, явление дедовщины вполне может быть в большой семье, и нам тоже приходилось с ним бороться, может быть, не самым лучшим образом. У каждого явления есть свои трудности, но в большой семье незаметно решается масса проблем, которые остро встают в маленькой семье.

Информационный отдел епархии

Ведущий Александр Гатилин

Расшифровка: Екатерина Федотенко

 
По теме
Отмечается, что зрителям будут возвращены деньги за купленные билеты. Причиной названа “забота о безопасности зрителей и артистов", сообщается на сайте Сеульского центра искусств, сообщает kp.ru.
В него вошли 12 песен Муслима Магомаева. Альбом получил название "Голос мой", а все доходы от стриминга направят на помощь пострадавшим в результате теракта, сообщает "Комсомольская правда".
VestiPk.Ru
Всенощная (3) - Камчатская епархия 23 марта, в канун Недели 1-й Великого поста, Архиепископ Петропавловский и Камчатский Феодор совершил всенощное бдение в Михаило-Архангельском Морском соборе на территории Свято-Пантелеимонова мужского монастыря г.
Камчатская епархия
Горняк пострадал при ЧП на камчатском руднике - Камчатка-Информ Отслоение горной массы произошло на руднике Бараньевский в Быстринском районе Камчатки, пострадал мужчина, сообщили агентству «КАМЧАТКА-ИНФОРМ» в горнорудной компании, которая разрабатывает месторождение.
Камчатка-Информ
Управление Роспотребнадзора по Камчатскому краю отмечает, что по итогам 12 недели 2024 года эпидситуация по гриппу и ОРВИ оценивается, как благополучная:
Роспотребнадзор
Где казак, там и слава! : исторические часы в библиотеке - ЦБС Вилючинска Краеведение является одним из основных направлений библиотечной работы. Главный библиотекарь Центральной городской библиотеки Вера Владимировна Логинова провела для учащихся 5-7-х классов школ города цикл исторических часов,
ЦБС Вилючинска